Александр Аск. Стихи

Почему так случилось, что жизнь умерла?
Неужели не в силах продолжаться она?..
Ведь и вроде не близкий, не товарищ, не брат...
Только хочется выть мне от подобных утрат!

И рыдать обделёно в одиноком углу...
И взирать удивлённо на большую толпу;
из печальных эмоций, лиц, конечно, чужих,
но до боли серьёзных и до дрожи простых.

Бесконечная горечь и немая тоска,
сердце жалящий холод, ледяная рука...
Я не знаю как долго слёзы падают с глаз...
Он ушёл... Горько! Горько... Он ушёл от всех нас...

Напослед: "Улыбайтесь!", -
так нам всем завещал,
по-простому,
тот самый
Человек что не врал.

Мишень для попаданий
и лёгкий шёпот сна.
Не время для свиданий,
стреляла в грудь весна.

И шёлковое небо
в руках, как ваты клок.
С кем был я, с кем я не был...
Всё. Подведён итог.

Дурацкая наружность
в испорченности дня.
И никому не нужно
вниманье от меня.

Шумит больная речка,
утиный крик плюёт
слюной на этот вечер,
на этот долгий год...

Ты мечтал обо мне, провожая закат
На далёкие степи канадских лугов.
Ты готов был луне говорить обо мне
Как заправский отмеченный сват.

Ты не знал про меня, просто верил и всё -
Так же истово верит поэтам молва.
Голова на плечах и пустая печаль
Извели тебя в царство моё.

Я тебя не хотел, твоя жизнь тяжела,
Даже ветру тебя над землёй не поднять.
Одному мир открыт, для двоих - уже вид,
Что планета, как спичка, мала.

На просторах тайги где-то в мёрзлой тоске
Перекошены снежным бураном следы.
Жаль, что ты заболел и поспешно успел
Позабыть всё, что видел во сне.

Ты мечтаешь теперь провожать корабли
Из далёких канадских верфей и портов.
А любовь к небесам по старинным часам
отсчиталась. Её не спасли.

Не могу больше ждать неизвестно кого.
Покосился мой дом над отвесной скалой.
Не могу для себя уяснить одного -
почему говорит только совесть со мной?

Говорит что "не так", а не так уже всё...
И осколками слёз мне умыться с утра
неизвестно зачем - разве что для неё? -
чтобы снова идти неизвестно куда.

Совесть ждёт до конца, не меняясь в лице,
присягая на веру обрывками слов.
Она скажет "прости" только в самом конце
и сотрёт для себя в моём сердце любовь.

Не могу больше пить... Один выход - уйти.
Покосился мой дом. Проживу без него.
И лишь совесть одна всё грозится спасти,
но не скажет она - от чего...

Молчать - не значит лгать,
А говорить - не значит верить;
И уходить - не убегать,
Просто идти за двери.

Ласкать - не значит быть добрей.
К себе ли быть добрее?..
Ударить - значит ли смелей
Свою дорогу смерить?..

Сдержать удар - не значит знать,
Что будет повторенье,
Читать - не значит понимать
Всех мыслей претворенье,

Дышать - совсем не значит жить,
А жить - не значит падать.
Улыбка - значит, позабыть,
Стереть скорее память.

А что останется в себе...
Монеты, пламя, горечь
И счастье где-то в стороне,
И скомканная совесть,

И клок молчанья от других,
И собственная злоба,
Чтоб одиночества мотив
Заполнил душу снова.

Говорить о себе сложно,
Читая себя по чужим лицам,
Осторожным рельефом кожи
Трогать с улицы тёплые черты,
Разминать затёкшие суставы
Своего больного воображения,
Правду зачёркивать часто,
Вслух думая о ненужном.

Знаю, в чужих лицах мало себя,
Даже меньше, чем в отражении.
Бездарность творца напрасно
Оставляет в надежде движение.
Говорить о себе невозможно
Без замазывания того, другого "я",
Что тоже хочет свободы
В чужом брошенном взгляде.

И вот мы считаем одиночек
В грязных зеркалах улиц,
Точно плюсуем строчки
На лице своего отражения
И не замечаем искажений
В правилах нашей иллюзии,
Все возражения режем и топчем
Само понятие "люди".

Мы все умрём молодыми,
как лепестки цветущей сакуры,
как слова, отлетевшие в небо;
уйдём, даже не обернувшись,
не извинившись -
за что нам извиняться?
Мысленно мы и так мертвы.
Время - не наш союзник.

- Когда я далеко...
- Ты близко очень.
- А рядом...
- Почему-то далека...
М.Круг

Я жду тебя,
когда ты рядом,
и отворачиваюсь,
если далеко.
Пересекаться с тобой взглядом
так нелегко...

Чем ближе ты,
тем жду проворней,
пусть даже рядом не одна...
Соединяют миллионы
молний:
твоё лицо,
мои глаза.

И эта толика упрямства -
небезразличие к одной тебе -
тревожит жар
непостоянства
в моей судьбе...

Я жду тебя,
когда ты близко,
рядом,
когда рука касается руки,
и губы твои шепчут:
"Нет, не надо..."
И тут же просят:
"Нет, не уходи!"

Потом ты далеко,
за облаками:
не дотянуться,
сколько ни тянись...
Но всё мелькает близость
между нами
всю нашу жизнь...

Пятёрка, жвачка, брошенное небо,
Глоток абсента и нечёткий шаг.
За неудачей я петляю следом
Из кабака в кабак.

И ночь, как вечер: светофоры, люди,
Дороги мокрые от чьих-то слёз.
Здесь по-другому ничего не будет,
Всё всерьёз...

Решётки, стены проходных убежищ,
Пивные, бары, гомон дискотек
И музыка в ушах под снегом,
И чей-то пьяный смех...

Танцуй, мой милый Арлекин!
Ты оступился не нарочно,
Хоть на ногах стоишь непрочно
В огнях светящихся витрин.

Танцуй и ты, кто говорит,
Что жизнь уже проходит мимо,
Танцуй как бог - неповторимо,
Пока не сдавит грудь гранит.

Танцуй Мальвина и Пьеро!
А глупым может оставаться
Тот фарисей, что вместо танца
И вместо дамского румянца,
Прогулок, книжек и кино,
Остановил себя давно.

Ты лепишь откровения чужие;
Ты думаешь, всё знаешь обо мне?
Поверь, что домыслы твои пустые
И знай - не мне гореть в огне.

А думаешь ребёнок ты? Чудесно...
Но повзрослеть дано лишь раз.
Ты не заслуживаешь быть известной,
Противно о тебе писать сейчас.

Ты будешь "безымянная подруга",
Точнее "бывшая подруга". Точка тут.
Сама ведь очертила площадь круга,
Надеюсь, что тебя там не найдут.

Не важно, что красивая. Ты знаешь,
Свои поступки разбирай сама,
А мне плевать, о чём ты там мечтаешь,
На этом свете вовсе не одна!

Таких как ты мильон, и даже краше:
Брюнетки и блондинки, много их.
Пускай же с новой стороны покажет
Лицо твоё как в зеркале мой стих.

Я на признания твои не клюнул.
Милашка, уходи ка ты во мрак!
А над словами теми я подумал;
Да, чёрт возьми, я сдержан; точно так.

Подлейший, мерзкий и насквозь циничный;
Предательство навек моя стезя;
Всего лишь фикция, обман привычный
Всё то хорошее, что делал для тебя.

Ведь мне не сложно говорить "мечтаю",
Насквозь видна душонка мне твоя;
Я просто к ней словечки подбираю,
Ни капли эту мерзость не ценя.

Хотела этого? Так получай, не мешкай!
Я тоже рад, что стало всё ясней.
С улыбкой на тебя ярлык повешу:
"О чём я думал эти сорок дней?"

Вот видишь, крошка; циник и бездарность.
Увидела таким?.. Такой и есть.
Увидь ещё тогда другую странность:
Мне напрочь не знакомо слово "месть".

Но, вероятно, не совсем понятно?
Что слишком жёстко на моей волне?
Готов ответ; читай по буквам внятно:
"Людей не стоит мерить по себе".

Я ни на что не могу решиться:
ни пригласить девушку на свиданье,
ни позвонить на работу,
да даже напиться
я никак не могу решиться.

Какая-то неопределённость...
Как дальше жить - непонятно.
Что делать, к чему стремиться?
Даже простая влюблённость
теперь словно горькая мята,
как в клетке воздушной синица.
Я ни на что не могу решиться.

Я даже покончить со всем этим не могу решиться,
не могу сказать: "Всё, хватит!"
Или хотя бы просто захлопнуть двери,
захлопнуть окна, закрыться,
от людей отказаться,
от общества спрятаться
я просто не могу решиться.

Я уже не вижу лица
друзей, знакомых;
ну просто не вижу...
Одному напиваться нормально
стало.
Не спиться
бы...

Не надо хвалить или жалить -
угощений время простилось.
Вот сижу я, нормальный парень,
но сделать что-то не в силах.

Ботинки замазаны ваксой,
не замазать лишь грусть тупую.
И если жизнь не напрасна,
почему до сих пор живу я?

Почему не могу распрощаться
с этой фантомной жизнью?
Ведь некуда в ней податься -
любое движение - к низу.

- ...процесс познания потери
через познание любви...
Она мне возразить хотела,
мол, "на слово не буду верить:
извольте клясться на крови!"

но передумала, промолвив:
- А ускользнула бы душа
туда - в познание, с любовью?
- Познание - всего лишь слово, -
я ей ответил не спеша. -

Оно как рамка без картины.
Душа, пожалуй, ускользнёт
лишь в объяснении рутинном...
Она любви не будет клином,
любовь в движении живёт;

и ускользающая правда,
и ускользающая смерть,
и красота - так странно -
за тенью гонятся нещадно:
боятся не успеть...

За что желанна мимолётность?
То грусть, ласкающая сон,
моя извечная влюблённость, -
вот так не очень-то серьёзно
я ей открылся, что влюблён...

- И как познание потери?.. -
с кокетством молвила она. -
Вы может ускользнуть хотели
из моей тёпленькой постели?!

Тут я проснулся: "Вот те на..."

Уходите, пока не поздно
из мира, где вы не нужны!
Из мира, где были нежны
к щекам
только горькие слёзы.

Что в мире оставить?
Покой.
Мир и без вас наполнен,
а ваш невысокий холмик
наскоро сравнится с землёй.

И песни неспетые - вымрут:
слова недосказанных лет,
которых в душе больше нет,
рассеятся в облаке дымном.

А мир и без вас проживёт!
А мир и без вас жить будет,
поэты, художники, судьбы,
с презреньем плывущие вброд.

Уходите, пока вас не просят!
Уходите, пока вам легко
и можно сбежать далеко
в уснувшую позднюю осень;

вдохнуть её вечный закат,
печальной красы утомленье
и робкой улыбки смущенье,
и холод далёких утрат...

Молния -
в сердце стянута пружина.
Полноте,
обваляйте душу в гриме.
Золото -
и прелестна будет старость.
Молодость
за спокойствие продалась.

И бились фонари огненным взлядом.
Чужие души ныли под замком.
Так поздно уходить, но надо, -
Всё на потом оставить, на потом!..

Рассыпались по ветру ожиданья,
Разрублены надежды топором.
И надо бы заплакать на прощанье,
Но некогда - всё на потом!

Кто думал, что вернётся не однажды,
Не возвращался больше никогда.
Жизнь промелькнула, или смерть - не важно...
В забвении грохочут поезда,

И вспоминается родная деревенька,
И вишня, что молилась под окном
За мирное приволье воскресенья.
Сон в руку! В руку этот сон!

Сомненья - пыль, досадная забава.
В полубреду он чётко слышал смех,
Но всё тянул себя по лезвию канавы,
Как тот герой - "один за всех".

А пыль гналась по следу, и с избытком
Сжигал он мысли над чужим костром.
Как много одиночества в улыбке
С душою перетянутой жгутом;

Тоски - в признании своей победы,
И боли - в осуждении себя
За честные до одури ответы,
За одиночество растраченное зря.

Канава полнилась дождём и отпеваньем,
Был выбит лайнер маленьким плотом.
И надо бы заплакать на прощанье,
Но некогда - всё на потом!

Настал день всех влюблённых!
Настал день всех счастливых!
Тоскливый праздник зимний
очей соединённых
невидимым магнитом...

Настал день всех влюблённых,
но разве ж это правда
лишь сутки быть с ней рядом
душой переплетённым
и улыбаться взглядом?

Настал день Валентина,
пусть даже и святого...
Но что же здесь такого?..
Ан нет, извольте гримом
набить пустое слово,

извольте целоваться
на людях и в квартирах!
Привычная картина
влюблёнными считаться
лишь по одной причине:

"Настал день всех влюблённых!"

Спасибо за улыбки лицемерья -
они меня учили понимать
соль жизненного преступленья:
себя терять...

Спасибо за надменные манеры -
я рос им всем наперекор
и становился смелым,
и остаюсь им до сих пор...

Спасибо за бесчувственные лица
и взгляд брезгливый и слепой.
Я научился радостью делиться,
а горем... лишь с собой.

Спасибо, да, воздушное спасибо
за шрамы ещё свежие в душе!
Мужчинам, говорят, красиво,
да и вообще...

Спасибо, что не подавали руки,
без помощи - оно верней:
я научился убивать испуги,
как бешеных коней.

Спасибо за влюблённость без ответа!
Она меня учила не дурить,
а с вольностью английского эстета
от грусти уходить.

Спасибо, что не свидимся, надеюсь,
спасибо, что не вспомните меня!
Спасибо, что отняли слово "верить"
из устаревшего, должно быть, словаря.

Я не могу сказать, что одинок,
я просто здесь один.
Среди извилистых дорог,
среди чужих рутин

не смог найти себе пути,
но, в общем, мне не жаль:
мне есть, куда идти,
разрезав веной сталь...

Один я посреди толпы,
я слабый человек...
Я видел тени красоты,
я видел чёрный снег.

Я мир представил себе в раз
таким как есть.
Его не стало бы сейчас,
я б умер весь...

Я одинок, один, один,
зато моя судьба,
не доживая до седин,
понять:
"и жизнь одна".

слово за слово
конфетка с лезвия
если честный я
неуместное
ещё реакция
на ответ странный
не такой статный
как бывал когда-то
в сумасшествии
невнимание
к лунной радуге
знавшей задолго
что до праздника
только истина
будет выситься
над комиссией
из апостолов
неопознанных
с вечной поступью
несерьёзного
будто слёзно мне
будто просьба есть
только за слово
слово ластится
лишь под лезвием
все мы честные
и ответственность
неестественна
за признание
в сердце каменном
это правильно
быть желаемым
но не связанным
словом за словом
жить лишь разумом
не обязан ты

И рядом нет,
пусть даже в оном крае монитора.
Молчишь кому-нибудь ещё
теперь,
и телефон молчит...
Да дело и не в телефоне...
Такая пустота в душе...

Натянутые струны...
Всех заверил,
что мне прекрасно быть
и одному.
Ты верила мне без условий
почему-то...
А я привык - себе лишь
самому...

Вопросы сыпались:
один, другой
и третий...
Потом молчание на сутки, на недели,
и безразличное (но чьё?):
"Да что с тобою?!"
и отговорки эти...
Только я не верил...

Скупая жалость -
больше не вдвоём
теперь;
померкло в нас,
что даже одному так мало...
Исчезла ты
в молчании своём,
и телефон замолк под одеялом...

Каков я прежде был, таков и ныне я...
(А.С. Пушкин)

Я как и прежде молод, всё ещё
и говорю, что думаю, не прячась.
Надеюсь на себя и на удачу,
всегда готов подставить ей плечо.

Несчастен по привычке просто так:
ни искорки, ни повода для грусти.
Хандра обгладывает мои чувства,
такой вот необычный враг.

Я честен, как затравленная смерть
с косой корявой у чужих порогов.
Я был как есть до самого немного,
и буду вечно я таким как есть.

Я циник, жаль романтиком рождён.
А, впрочем, молодость равняет знаки.
Я как и прежде не бегу от драки,
но жизнь всё та же - как пустой бульон.

Приходится смеяться иль шутить,
опять обманываться без причины.
Достойно каждого циничного мужчины
только себя беспамятно любить,

лелеять, холить, радовать, хвалить...
И как-то, улыбнувшись без причины,
поставив жизнь в стеклянную витрину,
из револьвера в голову курок спустить.

Привычно улыбаться "между прочим",
рассказывая самому себе
среди закабалённых точек
какую-нибудь прозу о судьбе
или стихи о жизни неказистой,
а не о радостях,
о чести,
о любви,
о той любви, что может быть лучистой
и самой честной в мире, самой чистой -
так хочется напомнить о любви...

Но получается о чём-то странном:
о девушках каких-то,
о парнях
и о далёких незнакомых странах,
не о своём, а о чужих домах...

О дружбе хочется сказать учтиво,
а получается совсем наоборот.
Как будто это даже некрасиво,
и чувства все мои как лёд...

Ну да, ну да,
наверное, всё будет,
придёт с годами понимание себя,
и пониманием других полюбит
ещё мне не знакомый новый я.

Переиначиваться будут диалоги
совсем в другую сторону -
назад,
и шаг за шагом стяжелеют ноги,
и голос из себя вскричит:
"Слезай!
Куда забрался ты?
Там места нет для смеха,
для радости там тоже места нет.
Твой лучший день уже прошёл,
проехал..."
На сцене занавес
и гаснет свет...

Первая неделя влюблённости -
как шорох осенних листьев.
Последняя неделя влюблённости -
как январский снег.
Тягучая меланхолия,
солёный смех...

Первая неделя влюблённости -
как свежая роса в деревне.
Последняя неделя влюблённости -
как бессонная ночь:
чёрная, чёрная, чёрная...
Никому не помочь.

Первая неделя влюблённости -
как ранняя песнь жаворонка.
Последняя неделя влюблённости -
как поостывший чай.
Приветствия неотчётливы,
немая печаль...

Первая неделя влюблённости -
как лепесток жёлтого тюльпана.
Последняя неделя влюблённости -
как ладошка с дождём.
Взгляд тоской увлечённый.
Уже не вдвоём.

Первая неделя влюблённости -
как фраза "это простое счастье".
Последняя неделя влюблённости -
неповторимая грусть:
горькая, нежная, тёплая.
И осознание "хорошо, пусть..."

Если ты вдруг намокнешь, намокну я тоже:
зонт нам дан на троих, противляться дождю.
Невозможное можно представить ничтожным -
"ненавижу" сказать, в сердце грея "люблю".

Когда ты одинока - и я где-то рядом;
когда я одинок, то она на краю.
Говоришь "не люблю", но звучит как-то странно,
будто я "не люблю" для неё говорю.

Ты красива, и я быть стараюсь достойным.
Я красив, и она - как младенца слеза...
Она плачет при мне - остаюсь я спокойным;
ты смеёшься - и я злом кляну небеса!

Вдруг она убежит - я замечу едва ли;
ты на миг отойдёшь - позабуду дела.
Прочитаю стихи - ты ответишь "читали...",
а она прочитает стихи мне сама.

Если ты поцелуешь, всё на свете заброшу,
улыбаться счастливо буду дни напролёт
и её даже в щёчку я чмокну немножко,
продолжая в мечтах свой блаженный полёт.

Если ты вдруг умрёшь, мне и жить невозможно!
Я умру, и она жизнь закончит свою...
А хотелось бы сложное видеть ничтожным -
"ненавижу" не мерить чужими "люблю".

И я всего лишь плешь,
хоть поперёк разрежь
на осколках времени,
на свету и в темени.

В угоду злым мечтам
я яд всем "живунам"
и старухе-вечности,
что тасует речи мне.

Я жадно совесть пью
из чужого рта, но свою;
говорю о невинности
как о неактивности.

И даже в пышной гурьбе
я изменяю только себе;
изменяюсь и неузнанным
я остаюсь бесчувственным.

Пока мой пуст карман,
к себе тяну капкан
с отборной иронией -
лечу полнокровие.

Голова как пепел,
жизнь как злая роль.
я бывал на свете,
ел и хлеб, и соль,
иногда бездарно,
иногда смеясь.
я ещё не старый,
но готов упасть.
я не самый умный,
но и не мудак.
просыпаюсь утром
просто так...

Наваждение - наслаждение,
ожидание, нетерпение.
Опоздание - нежелание
повторения ожидания...

Был бы гений я - без сомнения
всё сказал, шутя: мол, Офелия,
отравился я твоим зелием,
в том моё к тебе преступление;
изменило мне моё зрение,
и падение - не спасение,
и отчаянье - не случайное...

Но не гений я, для забвения,
и не старец я, для беспамятства;
не юнец уже для смущения,
не подлец ещё для терпения.
Мне останется не печалиться,
когда вновь с тобой попрощаемся.

Приключения лишь в движении,
а свидания в ожидании.
Совмещение - только гению.
Разделение - понимание...

Идентичность и беспристрастность,
Бесперспективность и лжеопасность,
Безотносительность, высокомерие,
Кусочки принципов и недоверие,
И жизнь, сквозящая по венам зря.
В руках мыла кусок, над головой петля.

Плохое существует лишь в сравнении.
Забыв хорошее, забуду и плохое.

Хотя бы доставляет удовольствие тот факт, что ты неравнодушна
Забыть - признать вину в свершении неправых дел.
А мой удел
не осуждать и быть послушным
и совести, и прочей ерунде,
которые тебе
(да и другим) не больно нужны.

Мы занимаемся разным сексом:
ты со мной, я с твоей тенью.
И если ты хочешь согреться,
мне не сложно найти время.

Мы выпиваем разные напитки:
ты кока-колу, я - без закуски
стакан разбавленного спирта,
но оба с нерастворённой грустью.

Мы говорим на разных наречиях:
ты на бытовом, я на молчаливом.
И каждую случайную встречу
я прохожу мимо, ты проходишь мимо.

Мы видимся по разным поводам.
Один чёрт, это лишь измождённость.
Но мы находим снова и снова
я твоё, ты моё лицо всё-таки.

Мы разные осколки половинок,
заталкиваемые в ледяное сердце.
Я для тебя жизнь, не мужчина,
ты мне - к смерти закрытая дверца.

Мы падаем в две разные бездны,
впиваемся в сжимающие нас руки.
Друг друга тоже постоянно калечим,
или же стоит сказать "любим"?

Где-то бродит год погожий,
где-то снег летит на крыши.
Улыбается прохожий
аромату свежих вишен,
что от праздничного торта
веет, к счастью приглашая.
Пусть шампанское прольётся,
всех грустящих утешая.
Кто-то скажет: "С новым годом!"
дорогому человеку.
"С новым годом! С новым годом!"
тосту тост от века к веку;
но слова не устареют
даже в миллион повторов.
Если люди в чудо верят,
значит праздник будет скоро:
шорох дерзкого салюта
прозвучит по всем проспектам,
чтобы первая минута
озарилась новым светом.
И рассеются несчастья,
кто-то скажет: "Нет невзгодам!"
Бой курантов...
- Это значит:
С новым годом!
С новым годом!

Если жизнь тебя не любит,
ты её люби за это!
Потому что на кокетство
отвечать не стоит хмуро.
Приговор вершат не судьи,
лопоухие эстеты;
судьбы сами правят с детства
свои нежные натуры.

Если жизнь тебя пугает,
ты её целуй в отместку!
Пусть узнает точно-точно,
что с тобой не одинока.
И тогда она предстанет
как прекрасная невеста
перед первой брачной ночью,
коих дальше будет много.

Если жизнь захочет дуться
на тебя за неудачи,
или даже встанет в позу,
мол "позвольте распрощаться",
ты скажи ей: "Не балуйся!
Для меня ты много значишь.
Вот, возьми букет мимозы
вместе с этими речами".

И пускай бывает трудно
жизнь свою нести по свету.
С нею будь, покуда время
не воздаст для вас угоду.
Если жизнь тебя разлюбит,
продолжай любить за это!
Нелюбовь её как темень,
что предшествует восходу.

Не вздумай грустить, старина!
Давай, как когда-нибудь раньше
махнём на двоих по сто грамм,
а может по двести, не важно.

Закусим как прежде потом
и будем болтать без умолку.
Дружище, не вздумай грустить,
не будет из этого толку!

Конечно, в хмельном забытьи
мы разум свой ложью сдурманим,
но правду не нужно спасать.
Да, мы же с тобой и не станем.

Не вздумай грустить, старина!
И жизнь опошлять не усердствуй!
Мы выпьем по рюмке с тобой,
и снова согреется сердце,

и снова под крыши домов
душа твоя взвеет как птица.
Дружище, всё будет ещё,
ты вправе был раз оступиться!

Ошибкой увенчан твой путь,
и нету в ошибке позора.
Давай же нальём, старина,
и вспомним о грусти нескоро!

К чёрту все слова, сыплющие цитатами речи,
Время прожитое в карантинной зоне,
Медленные ласки, загубленную в детстве печень,
Талые минуты в распотрошённой коме.

Мимо жгуче-солнечных и лунных затмений
Тёплая кровь смывает не прощённые потери,
Яд из глаз струится гадко-солёным похмельем.
Наверное, я слишком чёрств для лицемерий.

Победой наяву ли с эфемерностью упиты тени?
Слишком чистое пение сознание сносит,
А смерть неистинная, или жгётся суеверьем
Крашенное сердце. И на ресницах проседь.

Несколько шагов и такая близкая гибель,
На расстоянии руки измена не своим идеалам.
Лишь сон - отсрочка, если остались силы
Не сомневаться и не ждать, пока укроют покрывалом.

Мы никогда не были сами
самыми сильными существами,
никогда не плясали
сальсу под чужую дудку.
Сидели часто на стульях,
спиленную ножку подпирая,
ублюдками не исчезали,
просто проходили мимо рая.

На земле полными сутками курили,
в ночную соль сочились
протёртыми комьями пыли,
скрученными из сенсимильи.

Мы самые последние принцы,
отталкивающие принцесс "в принципе",
наглые лицемеры, по лицам
простые лжецы в глазах истины.

В любви себя, возможно, создавали.
По существу, всё стоящее спалили,
даже вымышленные детали
переиначивали су'ровыми словами.
Мы собственные тела загоняли
с очередным ожогом причитания
и в безразличии силы слабости
латентными кретинами остались.

для души

Лепестки лазурного льда
на моей щенячьей свободе.
Километрами города
окружают "сегодня".
Разутюженны провода:
остановились токи.
Годы туда-сюда, туда-сюда -
маятник для одиноких.

Горечь зелёной тоски,
пурпурное касание ночи,
только они далеки,
цвета чайного точки.
В теченьи холодной реки
фиолетовый дождь в нагрузку,
и голос душный: "беги,
сегодня здесь топчут чувства".

Серые глаза в потолок,
сигареты как пирамида,
свежего кофе глоток,
завтраком новая книга.
Тумблер вкл-выкл: "чок-чок",
перезагрузка системы:
льётся багряный поток
на изумрудные стены...

Опоздал, опоздал...
Опоздание смерти подобно,
но как же ты бесподобно
летела. Я ведь долго бежал
за твоей красотой,
пока таящей в сумраке дымкой,
как на старой затёртой картинке,
осыпался мой окрик "постой".

Не успел, не успел.
Видно, слишком несносно,
словно ранняя проседь,
нас с тобою венчала метель
от зимы, от зимы.
Фотография встала на полку.
Нам отмерено было недолго
на прогулку из будней тюрьмы.

Никогда, никогда.
На последнем изгибе
улетая - лети, повторение - гибель.
Я уже опоздал навсегда.
За тобой опоздал
в сумасшедшие странные топи,
небеса для таких же как мы, одиноких
разбитых камнями зеркал.

Проходите мимо, не бросайте взгляды,
опоздали слишком на её поминки.
Личности затёртый контур на картинке
даже по привычке обводить не надо.

Поздняя услада - как мираж в пустыне,
наважденье в красках стелется под ноги.
Коврик на пороге, хоть и был убогим,
изорвался в клочья снами расписными.

Просто опоздали, опоздали слишком.
На лице морщинки, мелкие детали.
Жить на сто процентов - так уж воспитали.
Все герои смертны, даже в лучших книжках.

Личность распрощалась, этого хотела,
место исчерпала в мире очевидном,
всем рукой махала, чтобы им обидно
стало от того, что Личность улетела.

Проходите мимо, не бросайте взгляды,
как и раньше смейтесь в унисон с печалью
и не отличайтесь тонкими речами.
Мёртвым, уж поверьте, не нужна награда.

Ты прячешься слишком неумело,
как от солнца тень,
отворачиваешься несмело
каждый день,

показываешь безразличные мины
на лице,
улыбаешься только в спину
в самом конце,

не заходишь больше в гости
по вечерам.
Моя любимая осень,
как ты там?

Рассвет серыми разводами
отмывает сонную жизнь.
Клубится кольцом парохода
сигаретный дым.

Пепельница тушит окурки,
на языке - горькота.
Стучит в небеса утро
снова,
как и вчера.

1

Килобайты бесполезного чуда,
пустые улыбки лиц,
приятелей груда,
потенциальных самоубийц.

Пиксели мониторов,
отношения ни для кого,
много повторов, много повторов,
плевков полно.

"Пока" на "прощай навечно",
с белого листа
всё новые встречи,
неизведанные места.

2

Новыми дозами
на пыльной клавиатуре
жёлтые буквы
"не хочу"
танцевать
по чужой партитуре -
это прямая дорога
к параличу.

Когда это я начал писать сообщения, которые никому не отправляю?

Ты нужна мне? Вряд ли.
Ты важна? Возможно.
Мы играем в прятки.
Мы неосторожны.

Ты любила? Вряд ли.
Ты ждала? Возможно.
Кто-то твоё счастье
счастьем уничтожил.

Ты искала? Вряд ли.
Ты звала? Возможно.
Но окурок смятый
затушить несложно.

Я не умер? Вряд ли.
Ты мертва? Возможно.
Опоздали клятвы,
сожаленья тоже.

Настало время подводить черту.
Кто знает - может поминать.
Отсюда от себя уйду,
здесь больше нечего терять.

Удачу целовать, но для кого?
Нести свой крест?
Но мне он непосилен.
Есть много худших мест,
там тоже некрасиво.
И там не рады будут мне;
здесь безразличны, там - не рады.
А счастье... раз уж в стороне,
то и любовь не надо.

Своих-чужих я сжёг немало лет.
Мне есть куда идти отсюда,
но и плевать,
пойду туда, где нет,
там я себя забуду.
И никогда не буду вспоминать.

Сегодня началось вчера,
а я прохладным одеялом
укрылся,
а в окне луна
как сумасшедшая сияла.

Случайный ветер размешал
листву осыпанную клёнов
и в то же время не спеша
нагнал тоску с чужих балконов.
А я дышал морозным сном
под невесомым одеялом,
а снег кружился за окном,
как будто бы кого искал он...

Погас фонарь,
и в темноте,
куда луна не проникала,
во сне я думал о тебе,
а ты стихи мои читала:

"Зачем
в неведомой дали
под солнца пыльными лучами
мы в одиночество ушли,
друг друга больше не встречая?.."

"Сегодня" кончилось, когда
растаял снег в ночную слякоть.
Смеются хором города,
а мне хотелось бы заплакать;
и с ветром утренним успеть,
откинув на пол одеяло,
догнать "вчера"
и у дверей
остановить тебя устало...

Пускай и завтра из окна
как сумасшедшая чертовка
незатемнённая луна
нам улыбается неловко;
пусть навсегда разделены
под её стройными лучами,
не меркнет сон,
в котором мы
смеялись лунными ночами.

По дороге в ничто мы идём как один.
Если есть поезда, нам не надо причин.
Если есть алкоголь, мы, наверное, пьём.
Мы идём как один, даже если вдвоём.

Новый мир не для нас, мы ему не рабы,
Не хотим отдавать свою жизнь без борьбы.
По дороге в ничто, через все города
Мы идём как один, мы идём в никуда.

Путешествие нам не составит труда.
Нас не надо искать. Мы приходим всегда.
Если вскоре ушли, бесполезно искать.
Мы идём без пути - никому не догнать.

Если фляга пуста, нет еды в рюкзаке,
Мы идём как и шли, но уже налегке.
Не всегда хорошо - мы привыкли терпеть,
Всё равно в никуда невозможно успеть.

Мы зовёмся никто никогда и нигде.
Имена не нужны на могильном кресте,
Потому что вперёд мы идём как один
Безо всяких идей, безо всяких причин.

Я не хочу разменивать поступки.
Горит пожарищем моя душа.
Пылают там за годом сутки -
Я не хочу мешать.

Горят в огне пустые небоскрёбы,
Земля, деревья, смутные мечты.
Из пепла клеятся сугробы
для красоты...

Нет сил встречаться с чудесами,
Удаче ставить "детский мат".
Горят в огне минуты за часами -
Я очень рад.

Россия - гордая душа!
Не тот глупец, кто знает,
что за душою ни гроша.
Глупец, кто причитает:

"Жить невозможно, плохо всё!"
А что, бывает лучше?
Коль водку пьёшь - похмелье бьёт,
а не дурацкий случай.

Коль не умеешь ничего,
зачем ждать результата?!
Страна не сделает того,
что одному лишь надо.

Жить лучше хочешь - делай вклад:
труд, мысли, пот и слёзы.
А если этому не рад,
то волочи обозы!

Тюки всю жизнь тягай в конец,
и за стаканом чая
знакомым говори: "***дец,
ну что за жизнь такая?..

Страна лжецов и нищеты
зачем меня вскормила?.."
Так и тверди до темноты
противно и уныло.

Россия - мать, а не отец,
она ведь бить не станет.
Без наказания подлец
свою волынку тянет,

мол: "Где-то там всё ***бись,
и люди там как Боги".
Россия, Русь, прошу, не злись
на жалких и убогих.

И раньше были, и теперь...
Доволен тот, кто волен
не замечать своих потерь,
а иногда и боли,

идти вперёд даже без сил
достойно и красиво,
и радоваться, что прожил
не где-нибудь. В России!

Что деньги... - новая зола;
любовь же остаётся.
Россия шлюхой не была,
она не продаётся!

Если хочешь,
я тебя ждать
буду
около края земли.
Только нечего
мне дать,
кроме маленькой
странной любви.

Если хочешь,
то скажи мне
или знак какой
тайком дай -
буду ждать тебя
сто лет,
чтобы вместе уйти
в рай.

Если хочешь,
позови лишь -
не заставлю себя
ждать.
Почему ты
опять
молчишь?
Почему
можешь ты
молчать?

Если хочешь,
я найду жизнь
из твоих
самых сладких грёз.
Там останемся
лишь мы
без печали,
тоски
и слёз.

Если хочешь,
я тебя ждать
буду.
Только, прошу, скажи!
Ведь потом уже
не найти
нас
над пропастью во ржи.

Лет немало прошло - ты меня не узнала.
Провожаю тайком твою тень до маршрутки.
Я тогда не успел, а теперь не мешаю.
Пусть не видишь, но я стал немножечко чутким.

Даже встретив тебя, я не чувствую больше
бесприютной тоски и сжигающей пыли.
Все прошедшие дни я не зря уничтожил.
Пусть не знаешь, но я стал немножечко сильным.

Твоей жадной любви я теперь не достоин -
не Ромео из той мелодрамы Шекспира...
Образ твой исчезает - остаюсь я спокоен,
продолжая идти без внимания к миру.

Вы меня не увидите скоро.
Вы меня не забудете, верьте.
Я для вас нарисую узоры
на парижском багряном вельвете.

Я для вас нарисую тропинку
до моих неразгаданных истин -
пусть она извивается ниткой
вдоль моих ненаписанных писем.

Я хочу вам сказать по секрету,
что танцую не очень умело,
но зато я люблю без завета
объяснять извинения телом.

Вы моя расписная актриса,
по велению сердца - Богиня.
Жаль что я не читаю по лицам,
а то знал бы теперь ваше имя.

Не забудьте меня и не ждите.
Я смущённо целую вам ручку.
И не злитесь, а лучше простите,
что украл из комода получку.

Страна,
в которой я живу,
живёт и без меня.
Друзья,
с которыми дружу,
не ждут меня.
Квартира полнится моя
и без меня.
Цела останется семья
и без меня.
Заплачет девушка в тиши
не обо мне,
ведь я не очень-то спешил,
да и вообще...

Кто мы такие,
уже ли солдаты?
Юности нету,
а взрослость пугает.
Между годами
мы рвёмся куда-то,
грустно по полю
мы бьём сапогами.

Четверо самых
любимых мальчишек.
Чёрные годы
нас изменили.
В руки чужие
мы отданы нищим.
Это привычно,
что нас позабыли.

Моя девушка из самой сладкой масти,
но в кабак не затащить её:
всё работает на офисное счастье
и по вечерам совсем не пьёт.

Моя девушка не ходит в фитнес-центры
и не пишет по ночам стихов,
даже в самые приятные моменты -
нет, не заикнётся про любовь.

В ежедневнике нет времени для секса,
для прогулок по ночной Москве,
для меня в нём тоже нету места,
просто нет ни для чего вообще...

Моя девушка не ходит на свиданья.
Моя девушка - и вроде не моя.
Вот такое нынче воспитанье
девушкам даёт семья.

"Таких как я вообще нет..."
Велимир Хлебников

За просто так
меня вам не стереть!
Вы зря меня
теперь
похоронили!
Противно мне
сухое слово "смерть"!
И если умереть,
то чтоб убили!

Как Пушкин
я готов
в лицо смотреть
тому голубчику,
что сможет страстно
мне жизнь сменять
на чопорную смерть,
глаза стянув под бледной маской.

И пусть я не Высоцкий
и не Блок,
но, чёрт возьми,
я не хочу спокойно
гадать,
когда закончится мой срок.
Мне вольно жить
и умирать достойно!

Я не привык
от боли убегать,
юлить,
но зря меня
теперь
похоронили!
Ещё не умер!
Я назло вам буду жить!
Как Маяковский,
перед тем как застрелили.

Жаль
потерялся в вечности подлец,
вложивший револьвер
в словах,
для смеха,
"пускай застрелится" писал.
И вот - конец:
убили ради хохмы человека...

А я вчерчу прямую до небес!
До солнца,
до луны,
до звёзд вчерашних!
И вовсе не один останусь здесь:
в быту холодном,
чуждом,
страшном.

Мой памятник на правильном пути!
Меня вы зря
теперь
похоронили!
Таких как я
вам больше не найти!
Такие же как я ещё не жили!

Стучись-не стучись,
но закрытые двери
никто не откроет,
никто не увидит,
никто не услышит,
никто не узнает.
Надежда на завтра -
уловка шальная:
молчание в холоде,
нет, не растает.
Стучись-не стучись -
на двери же табличка:
ты снова не нужен,
ты снова здесь лишний...
И ужин - не ужин,
и завтрак - не завтрак:
всё осточертело.
Опять ты не званный.
Опять невозможно
придвинуться ближе.
Такая ирония -
время моргает,
и счастье уходит,
и жизнь исчезает,
а ты всё стучишься
в закрытые двери,
хоть там позабыли
о том, что ты рядом.
Скупые "приветы"
тебе лишь отрада:
ни доброго взгляда,
ни нежного взора.
Уже не летаешь,
как в детстве, кометой:
порезаны крылья
на коврик у двери.
Стучишься-стучишься...
Друзей уже нету -
все в прошлом остались,
и годы до смерти
совсем сократились.
Ты не понимаешь,
как это случилось:
закрылись дороги,
семья отступилась.
А ты всё стучишься,
надеясь на чудо.
Наивным парнишкой
в душе ты остался.

Злость или сдоба?
Брось, не завидуй!
Сладость до гроба
невыносима.
Сладкая злоба,
злоба с повидлом:
ненависть, лживость -
разве красиво?

Ревность чужая -
разве приятно?
Просто не чаешь
такого каприза...
Горечь до края -
просрочена клятва.
Верность и в небе
витает сюрпризом.

Злость или злоба
всё душит и душит.
Честность ознобом
крадётся по телу.
Плакала гордость,
и искренность в лужах
лишь отражает,
что раньше имелось.

Странная правда,
привычные жесты.
Молодость часто
не шлёт извинений.
Ровная насыпь -
знакомое место
в комнате грусти
и листьев осенних.

Сладкая сдоба...
А злость истрепалась,
кончилась злоба
без всякой причины.
Горечь до гроба
сказалась началом.

Злоба с корицей?..
Вот вам половина!

Прохладно и неприветливо
ноябрь наступает на пятки.
Пива я выпил светлого,
и теперь я пишу в тетрадке.

А хотелось бы быть без адреса:
Москва, прописка, почтовый индекс.
И чтоб не было к людям жалости,
хоть раз бы пойти на принцип.

Фонари не зажжёны вечером...
Просто ещё один год пройден.
В карманах - обёртки с мелочью,
а в душе невыносимо горько.

В голове мнётся хмель от солода.
Деревья поникли без листьев.
Эй, люди, не надо холода,
спина к лицу - это же свинство!

Карандаш в руках утончается.
По мыслям - слишком слабо.
Опять что-то не получается.
Шепчу "про себя" - и не надо...

Снова остатки
надкусанных почестей:
приветы горькие,
слоёные свидания,
больное полу-одиночество.
В итоге - измождение
от ожидания...

Глаза в глаза -
по-новой лицемерие.
Прямо в кость
злые
уколы совести.
Видно, не очень-то
своевременно
стали честные
всего лишь чёрствыми.

В изгнании останется
любовь нелепая -
теперь в улыбке не видно
свежести.
И остывает великолепие
в угоду
вечно молодой
небрежности.

Скажите в сторону,
или подумайте,
что жизнь скупая -
это угля' художества.
И мысли,
наверняка что глупые,
сами-собой
от ветра
уничтожатся.

Пускай идёт неправильно
человечество,
куда-то ближе
к бездарной гибели.
Нет ничего
безупречного!
Даже в самых главных
словах
Библии...

Я знаю Вас, кто Вы, а Вы о том, кто я не знаете...
М.Круг

Я знаю вас,
а вы меня не знаете.
Всё проходящее
вы тотчас забывали.
Вы замерзаете
в тепле
и в холоде,
но честной нет
у вас печали.

Вы любите
беспечные мечтания,
нередко плачете
по вечерам в подушку.
Вся ваша жизнь -
нелепое блуждание,
но проводник вам
вряд ли нужен...

Я знаю вас,
вы любите истории,
вы любите слова
и говорите много.
Ваш голос часто полон
меланхолии,
хоть далеки вы
от любого бога.

Для вас, порой,
сутулятся события -
вы смотрите
презрительно
и смято
и делаете вид,
что не хотите,
или - что
непомерна плата.

Я знаю вас,
а вы меня
совсем
не знаете,
хоть провожали
как-то
своим взглядом.
И свечку обо мне
вы не поставите.
Да и не надо...
Да и не надо...

Я запомнил тебя не по фоткам удачным,
Не по письмам без адреса и адресата,
Но по голосу тёплому, ближе манящему,
И по имени нежному я запомнил тебя.

Ты Победа моя и моё Поражение,
Непонятный разлад и слепая гармония,
Недоступная ласка и чужое спасение,
Моя милая Вика, моя Вика-Виктория.

Лет немало прошло - ты меня не узнаешь,
Провожу безучастно твою тень до маршрутки.
Я тогда убежал, а теперь не мешаю.
Пусть не видишь, но я стал немножечко чутким.

Моя милая Вика, моя милая девушка!
Не слепая любовь, но мечта терпеливая.
И я снова приду под окно твоё вечером,
Моя Вика-Виктория, моя самая милая.

Сминаются горы под свежестью нежной росы,
всё падают листья осенней приглаженной боли...
Мой возраст сулит мне надежду на долгие дни,
но опыт желает расстаться с крупинками воли.

Вельветовый зной неприметной опавшей души,
он мог бы на год для двоих разменять пятилетку,
ведь я положил для обоих любовь на весы,
но временем эта мечта превратилась в объедки.

Мой город съедает и чувства, и жизненный тлен;
а всё, что снаружи - скупая причина поруки...
Ах, как бы хотел, чтоб я не был влюблён
в то, что заприметил, едва лишь согрев твои руки.

Тропинка без слов и прогулка совсем не вдвоём.
Надеюсь, что ветер запомнит изгибы твоих очертаний.
За встречей я вижу смывающий всё водоём,
в нём тело умою от всяких ненужных желаний.

Ты вспомнишь - я знаю, я точно уверен - потом,
когда всё закончится, морозь пройдётся по сердцу.
Жалеть не посмеешь, ну разве что лишь об одном:
что долго тянула закрыть за собой эту дверцу.

В ветвистом сплетении игольно-острых измен
меня догоняют, как выстрелы, новые числа.
Уже двадцать два, только я ничего не успел...
Жизнь капает в лужу без толики смысла.

Я слишком частый гость в чужих воротах.
Ключи имеются, но нет замков.
Всё нараспашку -
говорят "свобода",
но цепью опоясан кров.

Собака в конуре - лежит, зевает,
захочет ест, захочет пьёт -
"свободная душа";
чуть что - залает,
а надоест - уснёт.

И день за днём проходят волей вольной,
не убегает псина по утрам,
хоть нет цепи.
И выглядит довольной.
Она навечно там...

А я у входа. Не нужны советы:
никто не выйдет - я уйду.
Куда-нибудь
снова бродить по свету
и хоронить судьбу.

Дни грохочут и стирают,
мелочь падает в карманы.
А по крупному играют
лишь воры и хулиганы.

На проспекте одиноком
я пройду по мокрым лужам,
на обочине дороги
улыбнусь холодной стуже.

Дни грохочут, громыхают.
Лица смятые смеются,
никого не извиняют,
на банкнотах остаются.

В километрах - приключенье
на дороге в неизвестность.
Понедельник-воскресенье -
всё одно - густая пресность.

Дождь не капает - я знаю.
Струи крови на ладони.
Ни живу, ни выживаю -
я таким как есть не ровня.

От таких не нужно света,
и приветствий ежечасных.
Моя осень безответна,
моя осень безучастна.

Листья жгу на покрывале,
согреваясь мимолётно.
Слабо чувствую детали,
холод чувствую свободно.

- Так кто же ты?
- Не половинка и не целое. Так... Фрагмент...
Эрих Мария Ремарк "Три товарища"

- Так кто же ты?
- Не половинка и не целое,
не часть чего-то для тебя,
не тень звезды,
не чувство скороспелое
в редеющих напевах октября.

- А что же я?
- Заря тоскливая,
но ты и без меня как целое,
как твёрдая земля.
- Скажи мне, ты счастливая?
- А что я с этим счастьем сделаю...

- Так кто же ты?
- Я не любовь искусная
и не твоя хранительница сна.
Из пустоты
я капелька присутствия,
с тобой иль нет - всегда одна.

- Так кто же ты?
- Я милая, любимая,
но только не частичка и не целое.
А что ты думаешь?
- Я думаю - красивая,
очаровательная и совсем несмелая.

- А что мы?
- Случаю изменщики,
друг-другу отданные на кресты.
Нам лишь часы
отмерены для встречи...
Да, годы врозь, а вместе лишь часы...

- А что же ты?
- С тобой лишь полон силою.
- Я для тебя ни чёрное ни белое!
- Не из твоей мечты,
моя любовь пугливая?
- Так и не понял... я ни часть ни целое.

Ах, ты моя осенняя хандра!
С тобой я о других скучаю,
а без тебя всё жду, когда
тебя я снова повстречаю...

Осенняя хандра, настал черёд,
но не прошу покоя или страсти!
Любовь моя по-прежнему живёт,
не растворяется в твоём ненастье!

Не убегу, раздаривая грусть!
О, осень, ты щадить не вправе!
Взлетают птицы, я же остаюсь
разыскивать любовь в сырой канаве.

Монозависимость от моноповторяемости,
монолексика, и к мононевменяемости.
Стереосуждением на моноискренности -
по моноамплитуде с моновременем моносжигающие моновыстрелы.

И стерео... - два монодатчика монопространства
и моноискорёженность монопустого монопостоянства,
моноирония над стереонаивным монозрением,
моноубийство моноправды мономелочным моносомнением.

Монопотоки моноличностей и мономонополия,
и стереомоноистерика, и мономеланхолия -
всё моноудаляемость при монорезкой моноучащённости,
монодвижения моносердец в моноунылой моноутончённости.

На липких лужах оживает густо-чёрный козырёк
фуражки ровно-покрывающей нетрезвого таксиста.
Надменность злится. На ботинке треплется шнурок
приглаженный. Не "До свидания" - "Hasta la vista"
надпись на сером здании. Дым терпких папирос -
отстрел по лёгким судорожно. "Что же вы хотели?"
мигает в сумерках до дерзновения слепой вопрос
в лучах лепечущей не напрямик неоновой капели.

Дворянство желтопузое. Сложней! Маститый экипаж
хрустит колёсами в припадке мнимом. Меркантильность
незамеднёнными купюрами в тоске на розовый плюмаж
выказывает безразличие. Не почему, не самый сильный
дождливыми ударами по одиночеству стеклянный перезвон
в невежестве отпущенного принципа пространного сюжета
лелеет иллюзорность отражения внутри подсвеченных окон.
Лишь впопыхах беспечно очерняется батистовая ткань манжета -
судебный пристав не по долгу молчаливо обвиняется толпой
исчерченной попутной меланхолии уверенных суждений, -
всё на глазах непритязательности лика Артемиды молодой
сияющей на праздном пьедестале вольности и восхвалений.

Толчёный воздух к небу поспешает сладострастных чудаков
извилистым укором жуткой нелогичности. Судьба неисправима
пусть даже в облаке табачных вольностей ажурных ртов
закрашенных снаружи бесполезно-яркими мазками грима;
ведь скомпонованная в пару раз фигура - не искусства дичь,
спрессованная в согласованности нейро-болевых воздействий,
готовая безумие испытанное утончённостью своей постичь.
Пустая улица. Погас фонарь. Проход закрыт. Нет рейсов.

А что, если завтра война?
И жизнь наша кончится завтра?

Когда воспылает страна,
война похоронит нас, правда?!

А что, если завтра война?
А мы не сказали о чём-то,
не сделали то, что должны,
и позабыли о ком-то.

Ведь мы не вернёмся с войны?!

А что, если правда - ВОЙНА?
И близких уж рядом не будет,
останется лишь сторона,
чтобы вспоминать: "Я оттуда".

А что, быть не может войны?
Не может? А как же случилось,
что в годы Второй Мировой
с сынами Россия простилась,
ведь не было их в том вины?

А что, если правда - ВОЙНА?
И завтра придут извещенья,
там, мол, и так, мол, страна
нуждается в вас, как в мишени.

И всё...
Может быть, с сожаленьем
уйдём мы в кровавую смерть.
Чтоб близких оставить живыми,
придёт нам черёд умереть,
в могиле прилечь с остальными.

Да, завтра случится война...

А хочется, мир чтоб тянулся,
и процветала страна,
и сын на рассвете проснулся
от солнечных тёплых лучей,
от мягкой осенней прохлады,
а не от прощальных речей
и несмолкающей канонады.

Я отключу Ай-Си-Кью при постоянном трезвоне,
Врублю динамиков мощность на максимальный урон,
Чтобы не слышать твой голос в сотовом телефоне,
А если всё же услышу, то разобью телефон.

Сварю горячего чая, зажарю пять бутербродов
И развалюсь на сиденьи, уставившись в потолок.
А музыка пусть терзает нервы соседей-уродов,
Мне наплевать на их крики, я теперь одинок.

Мне нет желания думать о сотворении мира,
Какая разница, к чёрту, что было раньше со мной.
Тяжёлый голос гитары и восемь кружек чифира -
Да всё не так уж и плохо, и даже лучше, порой.

Я разорву все контакты, закрою дверь на засовы,
А если будешь стучаться - ну и прекрасно, стучись.
Под оглушительный рёв я написал девиз новый,
Ещё раз в полную громкость: "По жизни всё заебись!"

Пусть уходит, пусть, скатертью-дорога.
Пусть страдает, пусть, не мои проблемы.
Грусть на сердце, грусть - ну и ради бога,
Не пойду, упрусь в мертвенность системы.

Яд под ногтем, яд, что же очень мило,
Яд по венам, яд, карамель из плазмы.
Ты пойдёшь назад, я в пути застыну,
Яд все люди, яд, жаль что смерть не сразу.

Я не жду от тебя слов,
Я не жду от тебя ответа.
Просто мне надоело ждать,
Надоело, как солнце летом.
Просто хочется убежать
От себя и укрыться где-то,
Где под куполов из зонтов
Никогда не бывает света.
Меня кто-то там будет ждать,
Ждать меня одного где-то,
Без желания робко звать,
Без улыбки и без привета.
Пусть не будет это любовь,
Пусть не будет дождя и ветра,
Я рискну от себя сбежать
И не ждать от тебя ответа.
Просто мне надоело ждать.

До свидания, милая Света.

Душа поэта хрупкая как лёд,
Её и жечь то смысла нет.
Она пылает иногда в ответ,
Но кто заметит, если не умрёт.

Поэты погибают, не найдясь,
Мимо сердец проходят их стихи;
Как будто в наказанье за грехи
При жизни их утаптывают в грязь.

Поэтам легче умирать, чем жить,
С рождения их коротки пути.
И не поможет позднее "прости"
Их после смерти воскресить.

В голове итоги
дня, недели, года, жизни.
Что же сталось
с правилом "верить"
или доверять хотя бы?
Умерли боги,
так им и надо,
заслужили.
Но бьются минуты, часы, сердца
листьями
на промёрзшем пейзаже.

Кому теперь верить:
другу, девушке, брату?
Безнадёжно вдыхать кислород
мимо лёгких?..
Примириться с неправдой,
лгать тоже
истово?..
Отпевать свои песни
в далёких оврагах
под солью исперченной
кожей?

Отказаться от бога
мёртвого -
так просто.
Особенно, полагая,
может, в стриженный висок,
в подбородок ли,
загнанный в дуло патрон
пустить.
Увидеть жестокость,
зомби среди отребья,
красную осень
тоже увидеть,
и в жёлтой
падающей капели
всех богов крови
умереть,
как единственный
падший ангел.

(посвящается Холдену Колфилду)

- Как-то странно ты говоришь, - заметила она. - Не хочешь ли ты сказать, что подражаешь тому пареньку из "Над пропастью во ржи"?
- Да ну, - рассмеялся я в ответ.
Мураками "Норвежский лес"

Пряники
с жирной сметаной.
Жёлтый свет от плафона,
молчание
телефона -
так странно...

Мелочь
в кармане джинсов,
монеты точат
друг друга.
Хозяина нет,
нет испуга,
а чайник
зашёлся в свисте.

Осенние дни
проходят,
жеманно проходят мимо:
надменно,
чуть неповторимо,
и даже смеются,
вроде.

За дверью и жизнь,
должно быть.
Ботинки
протёртые ваксой
одел.
А в кармане - паспорт.
И шарф,
не простыть чтобы.

На улице дождь
и грозы.
И что?
Зонт навряд ли нужен.
В серой дымке - темно,
и лужи -
городские,
сладкие
слёзы.

Идёшь
по росе асфальта,
и нет людей.
Всё так просто -
на необитаемый остров
попал ты.
Жаль умер, жаль...

*кап-кап*
Карамельная радость
чупа-чупса
лимонного.
Приторная чуткость
одиночества
впереди отчаянья.
*топ-топ*
На зубах сахар
и цедра.

Шаги по парапету.
Месиво мыслей -
обрывки,
частые строчки,
кончики карандашей
редко не заточенных
шёпотом стали
сверкающих лезвий.
*фьють-фьють*
Птицы морозные.
А ведь лето
загрустило
что-то.

Спёртый воздух
и комната без окон,
где парапет
лишь игрушка,
не почему
и не вдруг.
*склянк-склянк*
Шестерёнки
чуть ржавые
в часах.

Отчего бежали
стрелки шустрые,
расскажет ли
кукушка
по доброте
своей?
Или...
*тук-тук*
Неинтересно
оживать снова?

На ключ
двери, слова, мысли.

Быстротечность -
местная шельма
внешне дешёвых
ручек.
Дверных тоже.
*чуть-чуть*
Колокольчики
отстукивают
неспешный ритм...

Шелестят
меченные страницы.

Молчание
долгое.
"Отче наш", -
спокойный голос,
лёгочный.
*ждут-ждут*
ли?

Зачем
или
почему
нужно переводить
чернила
через вечность
отягчённую
нечистоплотными,
снаружи и внутри,
увлечениями?
Пригодятся другим,
наверняка.
*кап-кап*

О чём ты думаешь, и где твои герои,
малютка-красота учтивейшей тревоги?
Златовласка близкая, но в расстояньи света,
сквозь время смотришь (чувствуется это),
и руки нежные свои ладонями сомкнув,
ошибочность заботы лишь дыханием вернув.

Один нам кислород, но в перекрёстках счастья
просуществуем непосредственнее чем в других участках,
в болезни ль, здравии, немыслимой истоме,
в любовных линиях на жертвенном изломе.
Жаль, не обманешь ход предсказанных времён.
И пусть влюблён, кому есть дело, ведь не он,
тот "он", что в свете взгляда твоего лишь "я"
мистичность капельная в трюме корабля.

Где были люди, ты оставила свою загадку,
запечатлённая навек не горькой и не сладкой,
не чуждой, не душевной,
не разлучницей, не мрачной королевной.
Что Мона Лиза рядом с тайной твоих линий параллели...
Бьюсь об заклад, такого не видал и Алигьери,
воспевший яда несколько кругов, не опорочив бога.
А ты всё смотришь и не ласково, не строго...

Кто твой учитель, может дух Шекспира,
поэм большого короля, латателя несовершенства мира?
Пусть пухом мёрзлая земля останется ему, опочивальней.
Мне кажется иль образ всё печальней
твоих бровей, ресниц и губ зовущих? Но куда
я знать не знаю. Милостью пороков суета
мне не награда и не общий отравляющий эффект.
Синица - грусть. Я всё смотрю на твой таинственный портрет.

Здесь серые подъезды старых обвалившихся домов,
Где лестницы, утоптанные временем, снаружи и внутри холодные.
Внизу - словно шутя - коляска без младенца и коты голодные.
Кому есть дело до пустой коляски и чужих котов?..

Унынье местное сплетает косы городских ветров,
Давно нет солнца в пыльных ставнях одиночества.
По домофону долгие гудки (и как-то жить не хочется),
А в рваной марле только шорох полудохлых комаров.

На улице беседка отчуждения, в которой больше нет цветов,
Асфальтовую сухость не расчёсывает веник дворницкий,
Меж крышами, не раскрывая крыльев, песней вольною
Летит, сутулясь, бесконечный клёкот чёрных воронов.

Здесь только грубые наброски недосказанных кому-то слов:
Густые угольные пятна грусти, безнадёжная романтика
И серые подъезды старых обвалившихся домов, -
Скупой пейзаж засохших красок на мольберте странника
Под лёгкой шалью осыпающихся с неба облаков.

Овдовели дожди, разметались дороги,
Твоё белое платье давно вышло из моды.
Гасят свет фонари, опустели чертоги.
И никто не заметил, как истратились годы.

Пожелтело стекло от осенней печали,
Мимолётный романс увлекает всё дальше.
Твои тёплые руки вновь меня отыскали,
Только что-то исчезло, что-то ставшее важным...

Земляничный рассвет, безмятежная сырость,
Безвопросное утро, лёгкий шёпот разлуки.
Отгорело, отмучалось - просто остыло...
И лишь ветер гуляет по сонной округе.

Когда увидишь моё тело,
Стреляй, спустив тугой курок!
Стреляй в лицо, и кровь несмело
Прольётся маслом на порог...

Не медли, меркнет искра смерти.
Патронов шёпот - милый ад.
По ветру жмётся жизни пепел -
В аду там кто-то очень рад,
В аду там кто-то счастлив просто,
Ещё бы, я уж не стесню.
Стреляй пожалуйста не в воздух!
В висок, в затылок, по лицу!

Не медли друг, не жди ты знаков!
Блестят минуты ноября
Под крышами босых бараков.
Стреляй же, ну, прошу тебя!

Шприц со снотворным в спину, в спину
И колыханье чуждых рук,
А так хотелось просто сгинуть.
Как неудачно вышло, друг...

На берегу, где солнце жжёт песок,
Я думаю о поле чистом
И о закате вдоль степных осок
Под тенью грозового аметиста.

Как трепетно в тиши мечтать
С закрытыми усталостью глазами,
Шум сосен теплить и вдыхать
Сметанный воздух, взбитый голосами!

Здесь море плещется, волнуя грудь,
А там равнина и ворсистые болота,
Река серебряная, как без яда ртуть,
И падающих листьев позолота.

Туманом вспенится над горизонтом ночь
На западе от солнечного ига.
Лишь песне зяблой плыть по волнам прочь
С пронзительностью жаворонка крика...

Разноцветным закатом по вниманию граждан
Разнесёт переменами жизнь суету
В те далёкие дали, где уже и не важно,
Кто родился, кто жив, кто умрёт поутру.

На листочке написано "Боже, помилуй!",
Жаль, что листья осенние падают вниз.
Человек если падает - значит без силы,
Для него "не могу" - это просто каприз.

Ветер гонит проклятья всех обид и уступок,
Руки заняты, только, к сожаленью, не тем.
За собой волокут люди сонмы покупок,
Но не знают они - для чего и зачем...

Перекинувши сумку, странник в путь устремится,
Всё что дорого - в сердце, а снаружи - туман,
В левом крайнем кармане хлеб ржаной для синицы,
Пустотою наполнен правый крайний карман.

Что не важно сейчас, может, вовсе не нужно,
Жизнь не так уж длинна, чтобы тратиться впрок.
Лучше завтрак сейчас, чем когда-нибудь ужин.
Ждать не значит дождаться. И в этом урок.

Мятный голос прохладного зноя
Придыханием шёлковым полн,
Бриз ласкает задумчивость моря
В переливе нефритовых волн.

Не ищу в небесах покоя
На камнях, что потвёрже льда,
Но солёные запахи моря
Меня манят как в детстве туда:

Где песок влажный не от горя,
Солнца нету, и только луна
Отражается в звучности моря,
Как снежинка в бокале вина.

Чайка низко летит у моря -
У поверхности ситцевых грёз.
Не прошу для себя покоя,
Не прошу бесполезных слёз.

Даже если умру, всё скрою,
Не отвечу на робкий вопрос:
"Что же ты потерял у моря,
В снегопаде осыпанных роз?"

Танец льётся у кромки моря,
На дорожке у брега следы.
Здесь не важно уже кто я,
И не важно, кто будешь ты.

Босиком по влажной мостовой
Я иду, а ты молчишь и смотришь.
И мир не важен, если ты со мной,
И мне ничто не нужно больше,
Когда иду я босиком по мостовой.

***

Слезы прикосновенье нежной...
Нет чуждого в солёном поцелуе
На мостовой, где утром воздух свежий
Мне не мешает, когда я рисую
Твоей слезы прикосновенье нежной.

***

Прохлада луж мне согревает ступни,
Когда ты близко, дождик семенит.
Я наперёд не ощущаю судьбы,
Но если ты скалою обернёшься, я буду у подножия - гранит,
Прохлада ветра мне тогда согреет ступни.

***

Босиком по влажной мостовой...
Ты где-то рядом, я влюблён как будто.
Твоё молчание я чувствую спиной,
Унылое сентябрьское утро.
Вздохну лишь раз, украдкой, и пойду домой,
Где есть ботинки старые, и в общем-то уютно.
Но я вернусь, как прежде - босиком по мостовой.

Твой голос, образ зависти наяд,
мне слушать, уж прости, осточертело.
Я развернулс¤ и ушёл назад,
мне всё равно, чего ты там хотела.

Солнце высоко, в самом зените, и я, Антоний Блок, играю в шахматы со смертью.
"Седьмая печать"

Сигареты? толку... кури - не кури,
вдумчивость не решение.
по сторонам могут ходить короли.
только на спинах мишени.

отогнутый палец к виску *пиф-паф*
логика в кастрюле с картошкой.
за пресеченье "сплошной" - штраф.
и не важно кто - конь или кошка.

плакат улыбается - "всё смогу".
монетка. орёл или решка?
кровь кипит на апрельском снегу -
это в грязи извивается пешка.

клетки в раскрасе "a la" нуар.
*тик-так* отсчитывают у борта
песочные часы. мятный отвар.
у слона снова вскрыта аорта.

Королева, танец? хитрая тень,
сама на себя карикатура.
назван плохим хороший день -
плюс/минус ещё фигура.

Эндшпиль. рукопожатие сатаны.
у каждого из нас свои герои.
мишень прострелена. финал игры.
жизнь минус смерть - что стоит...

Самолёты и поезда...
Осень спешащая украдкой.
Утренний секс с утра.
Только днём опять гадко.

Километры дорог в узлах.
Движенья ненужные жизни.
Чистые перины на ночь. Страх.
На потолке терпеливые слизни.

Перебежки рабочих дней.
Вдох-выдох. В волосах перхоть.
Пуха нет за окном. Нет тополей.
И окна нет. Заколочено сверху.

Километры и поезда...
Самолёты - мимо ладони.
Утренний секс с утра,
а вечером лишь сухая пицца-пепперони.

я не курю марихуану по воскресным утрам.
и не нюхаю кокс или, скажем, героин с кровью.
как в мультике: тарам-парам, парам-тарам,
на то оно и утро...

я не пью шампанское за чужой счёт
и лимоном не закусываю коньяк.
на вопрос "ты чё?", мой ответ "ничё".
долбаные стереотипы - shut up!

я не прыгаю с балкона, если пьян,
и не режу вены, когда грустно.
как ни крути, а вокруг ни дня
плетущегося по обломкам отчуждения.

я не пишу честно "_иди_ты_на_хуй_!"
да, воспитание моё - лишняя преграда.
на всякое "прости" ответ - обоснуй.
кто сказал, что я доволен такой жизнью?

я не жалуюсь, кушая очистки вместо колбасы,
и друзей предпочитаю мелко-нарубленными.
костюм брючный, походный рюкзак, трусы -
машинка всё заглотит и не поморщится.

я не умею оскорблять женщин - вот кретин.
да просто не научили родители обороняться.
и где меткий выстрел, если нет причин
продолжать настоящее, переполняя его алкоголем?

я не верю в богов. мёртвые живут не в раю.
и всё просто - засыпая в тёплой квартире.
нацарапал на ледяном сердце "уже не люблю",
но в этом нет романтики, говорит патологоанатом.

я не дышу пошлостью и самой мокрой в мире росой
и клей-момент не сказка для меня - так получилось.
улыбки перекрикивают одна другую, порой.
общество, социум, человек - какая это мерзость.

я не категоричен. стараюсь обращаться в пустоту.
и никогда не молчу, если включён микрофон.
мне быть - спросил - или не быть? - на разводном мосту.
дурак ты, зима ведь - ответил усталый дворник.

Я хотел бы стать как огонь:
Сильным, жгучим, немым и красным,
Безразличным ко всем, беспристрастным,
Бесконтрольным, от ветра - разным.
Чтоб не быть никогда несчастным,
Я хотел бы стать как огонь.

Я хотел бы стать как вода:
Не иметь никогда очертаний,
Злобы, жалости, прочих желаний,
Бесконечно-пустых исканий,
Мыслей и философских знаний.
Я хотел бы стать как вода.

Я хотел бы увидеть небо,
Ветром вольным по небу промчаться,
Утонуть в нём и не возвращаться
И ни с кем никогда не прощаться,
Не знакомиться, не расставаться.
Я хотел бы увидеть небо...

Я хотел бы увидеть душу,
Я навеки бы с ней остался,
Не просил бы и не сомневался,
Обмануть бы её не пытался,
Просто б жил и за жизнь держался.
Я хотел бы увидеть душу...

И летние слова, и боль осенняя
Не скроют грусть в объятия любви.
Где нет тебя - там больше нет спасения,
За всё меня, пожалуйста, прости:

За все твои обиды, за молчание,
За поцелуи и лоскутный смех,
За то, что не хотела расставания,
За то, что нет в нас больше тех...

Тех, кто с улыбкою рассвету вешнему
Показывал тоску, не закрывая глаз,
И на скамейке под листвой черешневой
Вдыхал росу будто в последний раз.

Жизнь изменила нас без сожаления,
Протянутую руку развернув в локте.
Остались лишь одни стихотворения,
Но почему-то только от меня - тебе.

Твоя душа сиреневая оказалась розовой,
В ней нет желания и слова нет "прощай".
Твой образ жадно пил как сок берёзовый,
Но всё, прости, я перешёл на чай...

(посвящается девушке из электрички Тверь-Бологое)

Незнакомка-незнакомка, почему ты молчалива?
Незнакомка-незнакомка, близко ты ко мне сидишь,
Хоть смотреть и не решаюсь, точно знаю - ты красива.
Незнакомка-незнакомка, почему же ты молчишь?

Электричка чертит шпалы, за окном летят пейзажи.
Незнакомка рядом будто, только очень далеко.
В растерзании молчанья бесконечное "когда же?",
Взгляды встретились случайно, и на миг стало легко.

Взгляды встретились случайно, но и что - не так уж важно,
Разошлись потом две жизни как при встрече поезда.
Может быть мы потеряли то, о чём и не расскажешь,
Друг для друга незнакомцы мы остались навсегда.

Где наша правда, а где обёртка от халвы в шоколаде?
Где слова, что надо знать и говорить, а где пустые глаголы?
Где писатели, что в прошлом оставили себя? Их стоит помнить?
А где поэты, летящие в обыденность ветра волн? Уснули?
Где мы, осевшие сахарным налётом на дне стакана?
Где наши лица, утратившие подвижность и строгий ритм?
Где остались в красках дней надеждами обманутые сердца?

Где жесты дружелюбные, а где безвольные рывки привычек?
Где юность приукрашенная цветами, а где инфантильность? Или это обман?
Откуда прилетели птицы, что ещё недавно умерли?
Я смотрю на праздник, но не вижу ничего кроме одиночества.

Почему не торопятся на зелёный свет аэропланы и воздушные шары?
И кто ответит - оплачивается монетами дружба или даром предаётся?
Где лучшие из нас - в отчаянии или на перекрёстках дорог?
Где учителя справедливые, а где надменностью пресыщенные куклы?
Где свобода осталась, а где цепь скованная без звеньев?
Мы смогли почувствовать страх или уже свыклись с помешательством?
Где вы, ушедшие без близких в пустыню, и где ваши караваны?
Где ваше отчуждение всеобщее, а где слава на тонкий миг?

Почему мысли теряются, а находятся рваные деньги?
Почему мы не плачем, не сожалеем об утраченном счастье?
Почему наши тела остались, а души где-то в другом месте летают?
Где наклейки на холодильнике, а где татуировки в мозгах?

И если течение смоет массу камней загромождающих вход,
где будем находиться мы, пустившие корни в глобальную паутину?

Человек говорящий,
читающий,
вечно спешащий,
всё обобщающий,
чертящий ненависть,
любовь сулящий;
Но
он ли
есть
настоящий?

Человек пьющий,
дышащий ядом,
смеющийся,
не видящий тьмы,
в каплях света
с тоской семенящий
и всех достающий,
и вроде курящий;
Но
он ли
есть
настоящий?

Человек не живущий,
медленно таящий,
не говорящий,
не пьющий,
не дышащий ядом и светом,
не благодарящий
(так лучше),
не слышащий,
не обращённый,
не сведущий
и не крещённый,
совсем не спешащий.
Но
вряд ли
он
настоящий...

Юная, ты слишком юная,
Красотой не самая привычная,
Ты ошибка лишь сиюминутная,
Мимолётность, что не обезличена.

Милая, ты слишком милая,
Но косметика твоя комичная,
Ангелица серовато-крылая,
Молодая куколка тряпичная;

А обиды все твои приталены:
Говоришь о том, что несчастливая,
Девочка из ласковой фантазии,
Непривычной красотой красивая.

Потерять хотела, только нечего,
И желания твои невыполнимые.
Девочка, ты слишком безупречная,
Слишком юная, слишком ранимая,

А признаться в слабости - ты гордая,
Пустотой разбавленная молодость,
Мягкая внутри, снаружи - твёрдая
Девочка, окутанная холодом.

Отдалённая, через минуту - близкая,
Не поймать в ладони отражения.
В глубине - высокая, снаружи - низкая,
Ускользающая суета движения...

Слишком юная, ошибка незнакомая,
В образ беззастенчиво влюблённая,
Девочка опрятная и скромная,
Памятью навек запечатлённая.

Слова уходят.
Подгибаю колени
двулико,
навроде.
Уверились тени.
Тихо.

На той стороне
опускаю глаза
в ноги.
Нет боли во мне
- не слезами
пятнают боги.

А в зеркале -
наоборот
речи.
Возразил бы,
да вот
нечем.

Жаль не "я"
на черте
оставляю.
Ожидает змея
в темноте,
знаю.

Язык успевает
врагом
моим
показаться.
Светает.
А нам двоим
пора
просыпаться.

Гигантский обман - вечная юность,
Строгий расчёт ожиданий в пути,
Жаром гнетущим в обмане подспудность.
Боли не будет, мой друг, не грусти!

Или советы опрятно-унылы
Перемеженьем колышащих стен?..
...
Мир утихает под комьями пыли
В импровизации вечных систем;

Пепел тоски сигаретного дыма...
Множить отчаянье - злая игра.
Друг, проходи заверения мимо
Лёгкой походкой бродяги-кота.

Ждать ли надежду, скупую удачу?
Русский мотив - это жизнь или смерть?
Шаг за отвагу, за честь. Не иначе.
Друг, успевай в отдаленье смотреть!

Вздох отступает, ты только ни думай,
Медленный танец - не маска дождя.
Кружится-кружится ветер подлунный,
В платье ночи увлекая себя.

Слово? Не знаю. В златой пасторали
Юркий гонец убегает в отрыв -
Где на ресницах не будет печали,
Где под ногами не будет обрыв.

Дай свою руку, друг предрассветный,
Вытяни тело и злобу, и блажь...
Нет, не прошу на молчанье ответа,
Просто дай руку, небесный мой страж!

Что прошлое? Лишь неразменная монета...
Воспоминанья - дым, разбавленный дождём,
Осенний ветер на ладонях лета
И лёгкий трепет учащающийся сном,

Ошибки юности, поспешные мгновенья воли,
Беспечный шорох платья у подруг,
Капель февральская без горечи и соли,
Румянец розовый - как будто бы испуг.

Что прошлое? Картинка из альбома...
Воспоминанья - холодом пропитанная шаль,
Декабрьская полуденная дрёма,
Туманом сотканная серая вуаль,

Немного робкие моменты наслаждений,
Упрёки совести, не выправленной вмиг,
Лениво-сладкие минуты наваждений,
Любви минуты, её беспокойный лик,

Прикосновенья нежности, учтивые объятья
И сочный поцелуй счастливейшего дня...
Что прошлое? Бессменное проклятье
В воспоминаниях, где больше нет меня.

бублики и оладья
сгущёнка и конопля
и вроде все братья
такой вот сегодня приход
в повестке минувшего дня
и музыка по ушам орёт

косяк и тельняшка
рюмка и жирный омлет
на джинсах приспущена пряжка
выпирает сочный живот
а во сне вспоминается Машка
и музыка по ушам орёт

знакомые и незнакомцы
враги и бывшие друзья
неуклюже-яркое солнце
учащается только вот
на себя опереться нельзя
и музыка по ушам орёт

молчание и невозмутимость
"гаш" и густой кашель
по векам дрожь учтиво
ускользающей плёнкой свобод
мира где мы не "наши"
и музыка по ушам орёт

стекло и голос зыбкий
одиночество и тьма
по вене идут ошибки
и предчувствие "всё достаёт"
между мыслей бежит кутерьма
и музыка по ушам орёт

любовь и нулевое июля
красота и конченный рай
мозги измельчает пуля
улыбка исчезает в лёд
кто-то шепчет "не умирай"
и музыка по ушам орёт

ярмарка и аттракционы
звёзды и выключен свет
пульс замедляет поклоны
масло на кухне гниёт
лучшего выхода нет
и музыка уже не орёт

Сижу на скамейке и ем бутерброд,
А люди проходят, не глядя в глаза.
Вокруг же деревья дают кислород
И эхом проносятся дня голоса.

Хорошая книга лежит в рюкзаке,
Нет-нет, обознался, их там сразу две.
А я захотел вдруг проплыть по реке,
Как вольный изгнанник, по гордой Неве.

В кармане полнёхонька фляга моя,
И мир, как ни странно, не так уж суров, -
Хороший мотив в продолжении дня
Под небом, где нет грозовых облаков.

С плаката смеётся какой-то мужик,
Смотрю на него, что ж, и вправду смешно.
В воде отражается солнечный блик,
Где голубь гуляет у кромки давно.

Машины щебечут резинами шин -
Насколько приятен их смеренный гул...
И жизнь словно льётся без всяких причин,
Я ей благодарен, за то что уснул.

Солнечный день, жара как в аду,
Ботинки пылают теплом от асфальта.
Я поутру выпил, и вот я иду,
Точней - уже еду незнамо куда-то.

В окошко троллейбуса ветер снуёт
Не то чтобы очень прохладно, но всё же...
Москва отвлекает вниманье моё,
А мимо проходит усталый прохожий.