Он плавал в облаках, когда грустил,
а когда падал - искренне смеялся,
заместо циферь музыки ценил винил,
ни перед кем, как плут, не прогибался.
Он верил в дружбу больше чем в богов,
знал напрямик все бары и бордели
и никогда не сдабривал едой
пропитые нарочно дни недели.
Он был талантлив больше чем поэт,
вблизи него казалась жизнь терпимей,
в его словах не отличали бред,
голубовато-синий иней.
Все веселились, если он кирял,
его любили женщины и дети.
Да нет, не мог он, не пропал,
оставив в сердце оголённый ветер!
Он слишком близким был всему что есть,
слишком привычным времявосклицанью.
Он мог не уходить (с чего б?), но весть
о смерти так и так способствует прощанью.